Слишком живая, чтобы уйти

Бася. Бастед. Тетушка Бастилия. Батяня-комбат. Но чаще – просто Басенька.
У нее много ласковых прозвищ. И ни одно из них, никакие эпитеты и прилагательные не смогут передать ее живого, искрящегося весельем очарования, ее глубокой и одновременной наивной, детской мудрости. Она обожала разыгрывать окружающих и полнилась идеями. Она была БАСЕЙ – так, чтоб все буквы – большие. Моей самой близкой подругой. Она рассмеялась бы, если бы кто-то сказал ей, что я – ее мама. Или, не дай Бог, хозяйка. Какая мама??? Этого еще не хватало! Мы – подруги! Уж если кто кому и мама, то, скорее, она мне. В последний год. В этот последний год.
Заботиться обо мне – это была ее последняя гениальная – как всегда! – идея. Бася решила, что социальной активности с нее хватит, возраст не тот, да и разочаровалась она в политике, в бесполезной и никем не оцененой по достоинству борьбе за права хвостатых против диктатуры бесхвостых. А вот позаботиться о близком человеке – самое время. Тем более, если человек этот совсем себя заездил, днем где-то пропадает, ночами же просиживает за компьютером. А спать когда? Так ведь и беда может случиться, - решила Бася. И принялась мягко, но настойчиво заставлять меня соблюдать режим. С тех пор после трех часов ночи работать на компе стало невозможно. Бася тревожилась. Садилась на клавиатуру. Загораживала монитор. Дергала лапой за руки, за лицо. А если и это не помогало, обращалась за помощью ко всем гражданам нашего маленького государства. И ей на подмогу приходили товарищи. Громко мурлыкая, они брали меня в осаду плотным кольцом, за руки тащили в постель. Иногда мне казалось, что меня несут в кровать буквально на руках. То есть на лапах. По Басиной инициативе. И ведь сердиться на нее было невозможно: все уговаривания пойти спать она сопровождала мягким мурлыканьем, да любовью пополам с тревогой в глазах. Она была искренней. Убежденной в правильности того, что делает.
Когда цель была достигнута, Бася гордо садилась слева от моей головы и, нежно глядя в лицо, пела мне колыбельные. Тихо-тихо. Пока не видела, что я закрываю глаза и засыпаю. Частенько я из-под прикрытых век, делая вид, что засыпаю, я наблюдала, как, убедившись в результативности своих действий, Бася затихала удовлетворенно, еще минуту-другую сидела молча и наблюдала, чтобы убедиться, что я таки заснула, а потом шла куда-нибудь по своим делам – покушать, полежать на подоконнике или на антресолях.
Заботливая моя БАСЯ.
Она ушла на пасху. И мой разрушенный мир рухнул еще раз. Она была моей ниточкой, связующей разные части жизни. Мы помнили вместе тех, кого потеряли. Бася помнила Тяпу – он был ее внуком. Помнила даже Комочека-сына – я взяла Басеньку в подружки к Комочеку, когда исчезла Соня (Комочек боялся оставаться дома один). Помнила Люку. Она помнила Рафаэля.
Она хранила память о том времени, когда я жила и была счастлива. Мы помнили вместе. Теперь даже память о прошлом мне разделить не с кем. Осталось только настоящее – текущий момент, в котором я угнездилась, только момент без прошлого и без будущего. Глубина потерь переходит на иной уровень тогда, когда не с кем разделить даже воспоминания.
Я раздвоилась с того момента. Все чувства кричат о том, что Бася не ушла. Она здесь.
Бася умерла? – Какой абсурд!, - возмущается сердце. Этого не может быть, потому что не может быть по определению! БАСИ не уходят. Не могут уйти. Бася слишком живая, чтобы уйти. «БАСЯ» - это призвание, это диагноз, обрекающий на бессмертие.
Вот эта императрица (она играла в эту игру несколько лет), этот трибун-демократ – ушла???? Быть того не может!
В какие игры она только не играла! Искренне веря, что поступает единственно правильным образом и что все – вполне серьезно. Впервые она разыграла нас с Рафаэлем, когда ей было полгода. Наступила весна и подросток-Бася стала проявлять интерес к улице: пыталась выскочить в окно, за двери. Как-то вечером я решила погулять с ней. Вышли во двор. Баська была неимоверно счастлива, носилась по двору, залазила на деревья, фонтанировала искрометной радостью. На другом конце дворика у нас находится большая, огороженная забором автостоянка. И в один из моментов Бася, увидев дырку в заборе, рванула туда. Там – машины! Там – собаки! Мои крики были абсолютно проигнорированы. Я в ужасе бросилась ко входу на стоянку, быстренько объяснила охраннику ситуацию и была допущена внутрь. С криками «Басенька!» я перебегала от машины к машине, заползала под них и – впустую. Баси нигде не было. Отчаявшись, я в слезах отправилась домой, чтобы позвать мужа на помощь и искать вместе. Но не успела подняться на крыльцо, как дверь подъезда распахнулась и навстречу мне выбежал мой Рафаэль – в домашней одежде, в тапочках на босу ногу, встрепанный весь какой-то. С криком «Что случилось?! Ты где была?!» он чуть не наскочил на меня.
- Басенька потерялась!!! Я ищу ее! А ты чего выскочил? Как узнал?
И тут Рафаэль расхохотался. Просто сложился от хохота пополам.
- А Басенька примчалась вся в тревоге и с громким криком. Сообщила мне, что ты потерялась. Вот я и выскочил – тебя искать.
Всю жизнь мы смеялись, вспоминая Баськин обман.
Веселых Баськиных историй было много, очень много. Вот еще одна из них.
В нашем спальном районе в дни выдающихся футбольных матчей фанаты очень часто ходят толпами и скандируют свое знаменитое «Оле-оле». Однажды в сезон финальных игр чемпионата Украины мы уехали на недельку отдохнуть. Бася осталась дома под присмотром соседки. Каково же было наше изумление, когда по приезде нас встретила на пороге довольная собой Бася, отчетливо напевая это самое знаменитое «Оле»! Ее «мя-мя, мя-мя, мя-мя-мя-мя» на мотив «Оле» привело нас в ступор, переходящий в дикий хохот. Видимо от скуки Бася впечатлилась не раз услышанным за окном и спешила продемонстрировать новое умение. Еще несколько раз в течение суток она подходила и, глядя в глаза с ожиданием похвалы, напевала «гимн» фанатов. И каждый раз все заканчивалось нашим восторженным хохотом, что ее изрядно обижало. В конце концов, окончательно разобиженная, Бася замолчала. К сожалению, каждый раз, когда она пела, мы настолько были изумлены, что не успевали прийти в себя и записать хотя бы на диктофон.
Первая Басина идея о социальном переустройстве пришла к ней, когда ей исполнилось 5 лет – время зрелости. В это время удочеренная ею черная персианка Масяня (когда Бася впервые увидела Масяню, она сразу дала понять, что та останется у нас: «О, именно о такой дочери я всегда мечтала!» - говорил весь Басин вид). Именно с Масяниным хобби связана первая Басина Идея. Когда Масяня стала совсем взрослой, она увлеклась спасением бездомных котят. И стала приносить их с улицы домой – разных возрастов и окрасов. «Мать Тереза», – сердилась я, выхаживая очередного принесенного котенка. Однако Бася видела ситуацию по-другому. Бася долго вынашивала идею.
Надо сказать отдельно о процессе рождения Идеи (только так, с большой буквы). Процесс мог длиться не одну неделю. Бася становилась задумчивой. Замирала надолго, сосредоточенно глядя в пространство, потом тревожилась, слегка истерила и снова замирала. Не отвлекалась на игру и развлечения. На лицо (не на мордочку, на лицо!) ложилась тень интенсивных размышлений. Впоследствии я уже знала, что у Баси зреет Идея, и всегда ждала ее рождения с нетерпением. И однажды наступал момент, когда Идея рождалась. Изумленно распахивались круглые глаза, прилив жизненных сил вихрем срывал Баську с места. Бася шла воплощать Идею в жизнь.
Первая Идея, спровоцированная быстрым – с подачи Масяни – увеличением количества хвостатых обитателей квартиры, была древней как история. Прикинув, что право старшинства за ней в любом случае, Бася рискнула начать СОЗИДАНИЕ ИМПЕРИИ. Императором должна была стать, конечно же, сама Бася. Прежде всего, будущая императрица стала требовать, чтобы очередной новосел вступал в права общежития, лишь испросив ее позволения и признав ее верховенство. Бася встречала новичка и, величественно подходя к нему, ожидала поклона. Непонятливых «нагибала», положив лапу на голову.
Во-вторых, империя должна была быть многолюдной. И Бася стала всячески препятствовать пристройству котят. Когда в дом заходили потенциальные хозяева, Бася лихорадочно прятала подданных. И вот сцена.
Звонок в дверь. Бася заметалась в поисках котят и места для их укрытия. Забросив младших на антресоли, поспешила к крупному, едва ли не с нее ростом, трехмесячному. Люди заходят в квартиру. И видят картину: Бася, затащив «котеночка» на спинку дивана, пытается протолкнуть его между ней и стеной. Котеночек не пролазит, потому как не маленький, голова застряла. И тогда в попытках спасти от пристройства подданного, императрица Басенька, заметьте, из самых лучших побуждений, начинает – пяткой по голове! – утрамбовывать его, проталкивая в спасительное убежище.
Бася долго создавала могущественную и многолюдную империю. Императорский ее период закончился скандалом и экзекуцией. Бася, в очередных попытках уберечь население, выкрала у кошки-новичка новорожденных котят и спрятала их в подвале. После чего, вздохнув спокойно, явилась домой. Далее ее судьба котят не волновала – главное, что они надежно спрятаны в укромном месте. Дело было в субботу вечером. Ключ от подвала был в ЖЭКе. ЖЭК открывался только в понедельник. Котята, к счастью, выжили и все закончилось благополучно. Но Баська, пойманая на очередном припрятывании, получила по заднице от души. После чего задумалась и… стала вынашивать следующую Идею.
Несколько месяцев вынашивала. Идея оказалась демократической. Что логично: империи рушатся под натиском демократии.
Была идея светлой и воодушевляющей. Баська требовала – за всю компанию – наполнить миски для всех; открыть окна настежь и выпустить ВСЕХ, дав свободу. Что может быть лучше свободы? Разве нет? Бывало, что под натиском ее пламенных речей, в которых звучали призывы свергнуть диктат двуногих и предоставить четырехлапым равные права с поработителями, я сдавалась и открывала окно: «Ладно, иди!». Бася оглядывалась на меня удивленно и старалась кого-нибудь заставить воспользоваться победой и вкусить долгожданной свободы. К великому Басиному изумлению (каждый раз) свобода никого почему-то не прельщала. Басю это обстоятельство страшно возмущало, и тогда, пламенный борец за права, она железной рукой пыталась загнать глупцов в объятия свободы, выталкивая их в окно насильственно. Глупые, трусливые, «не выдавившие из себя раба по капле» подзащитные уворачивались от Баськиных демократических лап и пытались скрыться в недрах своей «убогой тюрьмы». И, если разгневанной демократке не удавалось никому даровать свободу, выбросив из окна, она сникала и уходила обдумывать глобальную мысль: почему большинству свобода не нужна?
Став моим опекуном, Бася относилась к возложенным на себя обязательствам очень добросовестно. Она не ложилась спать, пока я у компьютера. Ее можно было выманить с прогулки (последние годы она единственная имела право выхода на улицу) лишь сказав укоризненно ее безмолвной мечтательной спине: «Басенька, мне спать пора. А кто же меня уложит? Я ж не усну…». И тогда, сидевшая в цветах и томно глядящая на звезды, Бася (так она реагировала на мои призывы зайти домой – садилась спиной ко мне и смотрела в небо) вздыхала и отправлялась меня укладывать.
Такая она была. Такие не уходят. В них слишком много жизни.
Последние годы перед сном мы много разговаривали. Я вспоминала ушедших. Спрашивала: «Ты помнишь, как …». Бася помнила. Утешала, когда я снова начинала плакать. Пела колыбельные. Я говорила ей: «Бась, правда, у нас с тобой еще несколько лет? Ты же поживешь годков хоть до 18? А лучше до 20. Надеюсь, у нас есть еще пять лет». Бася загадочно улыбалась. И эти вопросы оставляла без ответа.
Я свято верила, что уж кто-кто, но Бася поживет – она отличалась завидным здоровьем, в 12 лет у нее были все показатели как у юной кошки, хоть в космос отправляй, в прошлом году – лишь незначительные отклонения по поджелудочной, после чего она регулярно проходила профилактическую поддержку гомеопатией.
Она стала жертвой своего же розыгрыша. Последние две недели Бася затревожилась, иногда впадала в задумчивость. Типичное поведение для рождения Идеи. И я ждала новую Идею. Шутила: «Баська, давай скорей, рождай ее – свою Идею». Гадала, какой она будет. Но это была не Идея. Это был конец. Я не увидела. Не распознала. В этот раз Баська разыграла меня смертельно.
Начались рвоты. Не часто, раз в день. Это могли быть и глисты. Мы на всякий случай отправились к врачу. Сделали УЗИ, анализ мочи. Все было в норме (кроме того, что мочу брали катетером, т.к. мочевой пузырь оказался пустой. Но ведь и в этом не было ничего страшного? Могла ли я думать, что УЖЕ отказали почки?). Кровь не сдавали, т.к. на 4 мая была назначена общая плановая сдача для всех (контроль состояния) и врач был уже вызван. 4 мая с утра Басе стало нехорошо. Она перестала есть, пить, стала вялой. В обед пришел врач, сделал забор крови. Вечером по электронке поступили анализы. Показатели несовместимые с жизнью: поджелудочная, печень, почки отказали.
Я бросилась обзванивать врачей, ночные клиники. Все, услышав о показателях, говорили правду. Я и сама ее знала. Стала искать диализ. Ближайший диализ для кошек, как оказалось, в Литве. Я знала, что нужно делать, чтобы использовать последний шанс. Всю ночь капельницы, мочегонное (попытки запустить почки), контрикал. И молитвы. Началась пасха.
За ночь – ни капли мочи. Я рискнула в перерыве между капельницами побежать в церковь. Отстояла утреннюю пасхальную службу. Освятила почечный отвар из трав. Для нее. Прибежала домой. Бася была спокойной и какой-то молодой. Блестящая шелковистая шерстка, нежная на ощупь. Спокойная поза, спокойный взгляд. Я открыла ей ротик, чтобы влить отвар. Оттуда хлынула кровь. Отек легких. Дальше я не помню. Помню лишь, что кричала. Я. Помню, что целовала ее и просила простить. Помню: она простила и благословила. Она ушла. Она осталась рядом. Молодая, веселая, добродушная, заботливая. Невероятная. БАСЯ.
Нет в мире никого, кого я уважала бы так же, как тебя. Бася, подруга моя навеки.