Великая мать всего сущего и воин Артемида

Музя – 31 марта 1998 года – 17 ноября 2016 года
Черника – 1 июня 2000 года – 19 октября 2016 года.

Они уходят… А нас, живых, остается все меньше и меньше… Они уходят – вместе с ними потихоньку уходим мы.

Музя. Мурзиля. И в последние годы – бабуля Музенька.
Личность-легенда. Кошка-воин. Великая Мать. Странствующий проповедник. Ее следовало назвать Артемидой – она была ее воплощением: мать всего сущего, богиня плодородия и – воительница, в одиночку вступавшая в бой со стаей собак. И побеждавшая. Всегда.
Я горжусь тем, что была рядом с ней почти два десятка лет. Горжусь тем, что была ее другом.
Она не стремилась переустроить мир и реализовать Великие Идеи, как Бася. Не дарила свое сердце людям, как Чипуленька. Не была солнечно-оптимистичным сгустком энергии, как Масяня. Она исполняла Миссию на Земле.
Профессиональная Мать, она вовсе не умилялась малышами, не сюсюкала с ними. Как и в бою, она действовала как профессионал – беспристрастно и безупречно. Ей было не важно, чьи это дети. Какое-то время она наблюдала, как кто-то суматошно и взбалмошно «неправильно» кормит, облизывает, воспитывает. Потом ее терпение заканчивалось, она вставала, спокойно отстраняла плечом «неумеху» и делала как надо.
Это она ухаживала за Тяпой вместе со мной, она вылизывала его и грела – своего внучка, мама которого, Черниченька, так и не поняла, что стала мамой.
Она не выходила из себя, полна достоинства и какого-то мирового спокойствия в любых ситуациях. Кроме тех, когда, на ее взгляд, неправильно поступали люди (например, купали кошек, ругались между собой или кого-то ругали). Тогда Артемида враз меняла облик и амплуа и обращалась в глашатая, проповедника, сулящего грешникам страшный суд и геенну огненную. Она не ругалась, нет. Она проповедовала, увещевала, говорила о должном и о наказании. Ее проповеди могли длиться долго, и хотя слова были неразборчивы, интонации доносили смысл безошибочно – речь шла о воздаянии за грехи. Это был какой-то возвышенный речетатив, только произносил его человек с дефектом речи: «Над седой равниной моря ветер тучи собирает. Между тучами и морем гордо реет буревестник» - вот что приходило на ум при звуке ее проповедей.
В бою она действовала также – беспристрастно, отточено, как карающий меч. Даже когда противником был …пылесос. Музя – Георгий Пылесособорец, повергла в прах (и пережила) три пылесоса. В отличие от других, она, лишь только пылесос начинал работать, не убегала, не пряталась, не кричала, но молча молнией бросалась на врага и – била, била, била, не щадя лап своих, пока враг не «издыхал без сил». Она своего добилась – в доме уже много лет нет пылесоса.
В ней таилась какая-то глубинная энергия, ровный и мощный космический источник. Вероятно, именно это превращало ее в глазах котов в нечто несравненное. Даже будучи давным-давно стерилизованной, она оставалась единственным объектом их внимания – в ее присутствии коты не видели других кошек и шли за ней, как дети за Гамельнским крысоловом. Что в ней было такое особенное? Не эта ли «жизненная сила», которая помогала ей жить с достоинством до последнего дня? Ей, бездомной кошке из подвальчика, взятой оттуда в августе 1998 года с букетом типичных подвальных болячек и переболевшей всеми мыслимыми вирусняками с панлейкопенией включительно, удалось гордо дожить почти до 19 лет.
Кошка из подвальчика в трех домах от моего жилья, худющий подросток, когда я приходила ее кормить, вовсе не набрасывалась на еду. Она поднимала глаза, благодарно смотрела на меня, и тихонько спрашивала: «Но ты ведь возьмешь меня, правда? Ты возьмешь меня домой?». Через несколько дней я сдалась. Единственное, чего я не смогла ей дать и о чем она мечтала отчаянно, – быть самой-самой близкой мне, ближе, чем другие. Прости меня, Музя…
Подвальная кошка оказалась по фенотипу чистопородной бурмой – кошачий вариант собаки породы кадебо, с тяжелой нижней челюстью (Тяпа ее унаследовал), длинным мускулистым телом, покрытым блестящей черной шерсткой багряного отлива, и угольно-черной головушкой, лапками и хвостом. И большими наивными глазами, даже в преклонные годы придававшими ей вид девочки-подростка.
Музя перенесла в жизни две тяжелые психологические драмы, оба раза ввергнувшие ее в глубокую и длительную депрессию. Причиной первой послужила стерилизация. В первые годы жизни (еще в 90-е) Музя регулярно и обильно плодила детей, она беременела через несколько дней после очередного рождения котят и выкармливала, уже будучи снова беременной. Мы не могли найти момент для стерилизации. А дети у нее были отменные – либо черные, либо балинезы – невероятно пушистые, нежного кремового цвета с голубыми глазами.
Но как-то мы исхитрились и все же стерилизовали. Выкормив последних котят, Музя удивилась, что не носит следующих. Потом разнервничалась. А потом ушла из дому. И три месяца отказывалась не то, что вернуться – даже зайти домой, поесть.
Ее дочь Черника (Тяпина мама) выходила и вместе со мной, ходила следом за мрачной и непреклонной родительницей, жалобно уговаривая: «Мамо! Ходімо додому… Там гарно… Ходімо їстоньки…». Музя игнорировала все просьбы, упорно и целеустремленно пытаясь найти возможность исполнять свою миссию плодородия. Находила котов, пыталась сделать котят. В первое время коты выполняли свой «долг» радостно, польщенные вниманием самой котобогини (ее стерильность их не волновала). Потом – менее радостно. Потом уже – пускались наутек при ее суровом и властном появлении. Тогда Музя смирилась. И вернулась домой, переключив свое внимание на воспитание котят, принесенных с улицы, и помощь также взятым с улицы молодым матерям.
Второй кризис случился, когда не стало Тяпы. Я не замечала, сколь много он значил и для нее. Не подозревала об этом. Но когда Тяпы ушел, Музя удалилась в скит. На антресоли. И не спускалась оттуда 5 долгих лет. Лишь ночью небожительница снисходила до нас, земных и грешных, спускалась поесть и попить, сходить в туалет да поточить когти. И она, и я скорбили в одиночестве.
Лишь когда не стало и Басеньки, Музя вернулась на землю. К тому времени ей исполнилось уже 15. Она вновь сблизилась со мной, но больше ни с кем, хотя никогда никого не обижала, наоборот, когда в доме, бывало, бегала малышня, какой-нибудь шалун сам мог ее обидеть, она же лишь укоризненно смотрела на него, иногда вставала и уходила в более тихое, безопасное от детских шалостей место.
Потихоньку наступал преклонный возраст, но, странное дело – вернувшись в мир, Музя с течением времени словно возрождалась и молодела: она стала играть, требовала обязательно поиграть с ней перед сном, бурно гонялась за веревочками и мячиками.
Со временем игра стала меняться, Музя словно впадала в детство – реагировала на игрушки, как на реальную дичь, бросалась с рычанием и яростно их теребила. С криком «Не трожь бабушкины игрушки!» отбирала мышку у нахала, посмевшего присоединиться к ее игре. Впадение в детство было первым звоночком болезни Альцгеймера. Иногда она не узнавала меня, настороженно и удивленно вопрошая «ты кто?!». Потом возвращалась память, и она расслаблялась и радовалась. Иногда – забывала, где миски с водой и едой, а иногда – забывала, что только что покушала.
Последние два месяца, чтобы еда и вода все время были рядом, я поселила ее в большую, удобную клеточку – вместе с домиком и туалетом. Она совершенно не возражала, даже как будто обрадовалась и выходила совсем ненадолго, разве что поточить когти, а потом снова уходила в клеточку – свой личный дом. У нее наконец-то был лишь ее дом, отдельный, куда другим ходу не было.
Я забиралась к ней в ее «апартаменты», гладила, говорила с ней. Музя мурлыкала, что-то по-доброму бормотала и – тихо угасала. Медленно и тихо таяла как свеча. С каждым днем ее становилось все меньше и меньше.
Последние дни, уходя на работу, я каждый раз прощалась с ней – все могло случиться. Но и 17 ноября она дождалась меня с работы.
В тот день еда осталась нетронутой. Я попыталась ее попоить водичкой, пить она тоже не стала. Я гладила ее и говорила то, что говорила ей каждый вечер последние два года: «Спасибо тебе за то, что ты живешь! Спасибо, что тебе уже столько лет, но ты со мной! Спасибо, любимая моя бабушка Музя!». Ее глаза потухали, кажется, она уже не видела меня. Я укутала ее в теплую кофточку – такое маленькое, худенькое, усохшее тельце родной моей бабушки. И через несколько минут она ушла. Туда, где вся моя семья, все, кого я люблю.
И если есть Радуга, если я вдруг заслужу прощение и милость, Господи дай мне возможность быть с ними…

Черника. Дочь Музи. Мама Тяпы.
Она родилась 1 июня 2000 года и была у Музи восьмым котенком, жалким крошечным комочком. Ей вечно не хватало молока – более крупные котята выпивали все. Приходилось следить, чтобы она могла покормиться у мамы, защищать ее от братцев и сестер. Маленький хрупкий заморыш вырос ладной и очень красивой пушистой котей, хоть и мелкой, компактной.
Черника была чрезвычайно серьезным, не по возрасту умным, вдумчивым ребенком. Ей было не интересно играть, так как первым ее импульсом во всем было стремление узнать причину явления. Она внимательно следила не за бумажкой, она приглядывалась, вычисляла источник ее движения, а придя к правильному выводу, вычислив, что причиной «волшебства», от которого вся детвора приходила в восторг, были мои руки, дергавшие веревочку, грустнела. Чары волшебства развеивались под напором научной мысли. Так же было и с другими игрушками и играми. «От многой мудрости много скорби, и умножающий знание умножает печаль».
Печальная Черника была единственной кошкой, которая не просто умела открывать двери, нажимая на ручку. Она умела открывать их ключами, поворачивая ключи в замке. В связи с чем у нас имела популярность шутка:
«Звонок в двери.
- Ой, к вам кто-то пришел, звонят!
- Не беспокойтесь, это Кузякин (Кузя и правда умел, взбежав по стенке к коридоре, нажать на кнопку звонка).
- Так надо ж открыть!
- Не стоит – Черника откроет».
Иногда, правда, ей не хватало сил повернуть ключи. Но оставлять связку в замке мы не рисковали.
А еще Черника «зависала». Взберется на когтеточку, вцепится – и висит там долго-долго с отсутствующим видом. «Вот, опять Черника перегрузилась и зависла», - шутили мы.
Она прыгала, будто медленно летела в воздухе. Так ее и прозвали – Белка-летяга, дельтапланерюга и парашютяга.
Беременность Черники мы проморгали. Как-то не верилось, что этот маленький котенок уже на самом деле повзрослел. А забеременела она, по всему, в 8 месяцев. От сына Басеньки – Капы (больше не от кого, только он был не кастрирован в силу своей юности), к которому была по-детски привязана. Беременность была незаметной, и роды застали меня врасплох. Но еще более застали врасплох ее. Она не поняла, что с ней происходит, бегала по комнате, кричала, искала защиты у мамы Музи. Тяпаня родился единственным. Но Черниченька не обратила на факт его существования никакого внимания. Она припала к материнской груди (даже в зрелые годы она, бывало, утешалась таким образом, у мамы «за пазухой») и с недоумением смотрела на маленькое существо, вовсе не собираясь им заниматься. При любой возможности она сбегала от него к маме.
При полном отсутствии интереса к ребенку к маме Черниченька была привязана болезненно. При этом ее угнетал мамин авторитет, над ней довлела сила духа Музи.
Она была несчастлива в нашей большой семье. Часами уединялась, депрессовала, грустила. Ко мне приходила лишь тогда, когда этого никто не видел – и прежде всего,– мама Музя. Если для Масяни мир был лучшим из всех возможных, то для Черники – наихудшим. Это был мир одиночества, угнетенности, страдания.
Когда ей шел одиннадцатый год, в августе 2010-го, к нам зашел очередной «потенциальный хозяин» на пристраивающихся тогда ребятишек. Он пришел даже не за кошкой – за котиком-подростком. Грустный молодой человек по имени Максим. Как я поняла, он недавно пережил тяжелый развод. И искал друга, способного разделить с ним жизнь. Увидев его, Черника неожиданно для всех, и особенно – для меня, вдруг взобралась к нему на ручки и доверчиво прижалась. «А можно я возьму ее?», - робко спросил Максим. «Ей идет 11-й год», - ответила я. «Ну и что?», - сказал он. – «Сколько бы лет мы не прожили, мы проживем их вместе». Эти слова все и решили. Правильные слова. Настоящие.
Каждый год летом Максим присылал мне фото Черники. Она расцвела, стала энергичной и веселой кошью. Они жили в частном доме с садом, и Черника обожала ловить бабочек и скакать по деревьям. Я смотрела на фото и понимала, что поступила правильно.
Максим прислал СМС. Потом позвонил. Рассказал, что ушла она неожиданно – за три дня. Внезапно отказали почки и поджелудочная. Врачи, даже самых лучших и дорогих клиник, помочь не смоги. Она 6 лет, до последнего дыхания, была с человеком, которого выбрала сама и для которого была единственной и неповторимой.
Музя пережила дочь менее чем на месяц.