любовь моя, боль моя Чипочка

Очень, очень, очень больно. С сентября прошлого года мы боролись за жизнь. Почки. Боролись успешно. Но 29 ноября началось стремительное ухудшение. Почти 2 недели ежедневных, еженощных капельниц, уколов, насильного кормления из шприца. Трое последних суток температура держалась на уровне 33 - 34 градуса. Вчера пришли очередные анализы. Несовместимые с жизнью. Но мы еще надеялись на чудо. Чуда не случилось. Сегодня в 11 утра ее не стало.

Чипуленька, друг мой душевный, первая моя сфинка…
Мы встретились летом 2007 г. Я много лет мечтала о сфинксе. А Чипочку отдавали. Отдавали хорошие люди: они купили ее в питомнике как «отработанный материал» - за свои два года жизни она рожала 5 раз. Из-за чего возникли большие проблемы с зубами и челюстями. Но отдавали не из-за этого, а потому, что их старенький котик ее не принял и сильно бил. Они долго пытались его помирить с новенькой, но безуспешно. И их поступок достоин уважения: они стали пристраивать купленную породистую Чипу, они не выбросили своего старенького полосатика. А зубки мы быстро вылечили: что надо удалили, челюсть пролечили.
Чипульку вся семья сразу же приняла хорошо, она мгновенно сдружилась и с Басей, и с Музей (которые в то время поссорились и не ладили меж собой), и Масянькой. Но особенно сблизилась с Тяпой: ночами согревала его своим телом, вылизывала ушки, щечки.
К ушкам Чипа вообще была не равнодушна – мы шутили, что в прошлой жизни она была врачом-отоларингологом: когда в доме появлялся новичок, Чипуля, прежде всего, при первом же знакомстве, заглядывала ему в уши, проверяла, не болят ли.
Исключительно, невероятно порядочная: за всю жизнь мне ни разу не приходилось ее даже ругать за что-нибудь, она всегда была правильной, добродушной, дружелюбной, порядочной во всем. Лишь однажды возник конфликт: Чипа стукнула лапой малую Оллиньку. Случилось это ночью, в постели, после чего я сердито прогнала ее на пол. Чипа сильно обиделась. Очень сильно. Ох, как горько, с каким бесконечным недоумением и болью смотрела на меня она, моя Чипа. Ох, как стыдно мне было потом перед ней! Ведь она была права – когда я разобралась в ситуации, оказалось, что Оля сама виновата, расшалившись, сделала Чипе больно, Чипа всего лишь приструнила шалунью. Но ее глаза, в которых плескалась обида из-за несправедливости, я не забуду никогда. Этот взгляд меня мучает и сейчас.
Я просила прощения. И она простила. Больше мы не ссорились ни-ког-да. Ни разу за всю жизнь.
Странно, но Чипа, очень схожая с родоначальницей донских сфинксов Варварой, одновременно лицом была похожа …на мою маму… Я смотрела на нее и видела маму, какой она осталась в моей памяти…
Компанейская, уравновешенная, добрая – это главные ее черты. Чипочка очень любила гостей, которых встречала радостно, громким мелодичным мурлыканьем. Очень, необычно громким. Это мурлыканье, полное расположения и тепла, удивляло всех. Настолько, что к ней, специально к ней, однажды приехал один из телеканалов – чтобы записать ее мурлыканье. К каждому она относилась, как к особенному. И люди радовались: «Ой, я ей понравилась (понравился)!». Казалось, что встречает она всех улыбкой и словами: «Входите-входите, гости дорогие! Сейчас вас чайком напою!». Когда же гостями оказывались другие животные, она привечала и их: бережно играла с ежатами, облизывала хоречков, позволяла крыскам бегать по себе. Слабенькие и необычные всегда были предметом ее особой заботы.
Иногда, правда, Чипа допускала и несколько неэтичные, даже хамоватые поступки: когда думала, что я не вижу, она могла кого-нибудь вытолкнуть с лежанки, легким движением плеча столкнуть со стола. Иногда довольно бесцеремонно подшучивала над Шаки, петерболдом, который появился у нас через год после Чипы. Он был к ней неравнодушен, порой до надоедливости, а она позволяла себе над ним «поиздеваться»: например, повернуться к нему попой и пукнуть под нос. А потом весело наблюдать, как он удивляется. Но такие «пакости» ни у кого серьезных обид не вызывали.
Никогда она никого не обидела по-настоящему, даже в игре, даже случайно. Добрая моя Чипа, светлая моя Чипа…
Она обожала погреться на солнышке, а при возможности – залезть на дерево и, свесив толстенькую попу с голенькиим хвостом из ветвей, удивлять прохожих, которые не могли понять, что за зверь на дереве. Каждое лето мы частенько гуляли с ней по двору, она людила покувыркаться в травке, «искупаться» в песке.
Обожала она и покушать мяска. Видимо, это пристрастие ее и подвело. В сентябре прошлого года появилась рвота. Мы сразу же обратились к врачу, сдали анализы. Оказалось: весьма не в порядке поджелудочная и почки, хотя при весенней сдаче анализов показания были вполне не плохи. С того времени и началась наша борьба – сначала за здоровье и доброе самочувствие, а потом и за жизнь.
С ноября прошлого года пришлось перейти исключительно на диетическое питание – Ройял ренал паучи. Только ренал, больше ничего. Ей, при ее любви к мясу, было очень тяжело сидеть на диете. Выход нашелся: ренал оказывался намного вкуснее, если Чипа кушала у всех на глазах, а все, окружив ее, жутко завидовали. Статус исключительной и неповторимой, самой-самой, который ей принесли проблемы со здоровьем, ей очень нравился. Лучшее местечко – Чипе, самое тепленькое, самое вкусненькое – ей. И она откровенно радовалась. И горделиво поглядывала на остальных. Но от этого не стала менее доброй и внимательной.
Первый кризис случился в январе этого года – Чипа надолго отказалась кушать, за несколько дней сильно исхудала. Начались капельницы. Перешли на искусственное кормление и комплексное лечение, а кетостерил стал пожизненной необходимостью.
К марту все вернулось в норму. Чипа снова была веселой, толстенькой, добродушной, а жизнь приносила ей удовольствие. Мы хорошо прожили весну и лето. И снова сентябрь. Второе ухудшение. Снова капельницы. И октябрь. Снова. И ноябрь. Снова и снова.
Я уже понимала, что мы боремся за каждый месяц, неделю, день. Я не хотела этого понимать. Я так просила у судьбы, чтобы хоть этот год прошел без потерь, без безмежного нового горя… Не суждено…
Последние 2 недели слились в тяжкий путь: капельницы – днем в в лечебнице, на дневном стационаре, ночью – дома. А ей становилось все хуже…
Я была с ней, Чипулькой-пипулькой, до последнего вздоха. Говорила ей о своей любви, о том, что она – единственная и неповторимая. Шептала на ушко ласковые слова. Слышала ли она меня?..
Последнюю ночь ей стало невыносимо больно, она стонала страшным голосом. Мои ребятишки окружили ее, пытались жалеть, дергали меня, чтобы я что-то сделала, как-то помогла… Что я могла сделать, кроме уколов и слез?!
Мы пришли к врачу с чудовищными результатами анализов, с приговором. Маленький, слабый огонек надежды все же теплился. А вдруг? Ей же даже 12 не исполнилось…
Мне был предложен выбор: еще раз попытаться запустить почки (они не работали уже трое суток). И можно было на несколько дней продлить ее жизнь. Дней. Дней! Не жизнь, а боль. Или…
Нет. Я не дам тебе страдать. Жизнь – не самоцель, она должна приносить радость, а не боль. Нет, ты не будешь страдать! Пусть страдание достанется мне…
Я знаю, ты простила меня. Ты одобрила мой выбор. Мы были вместе до последнего вздоха. Ты ушла от меня к Тяпе, Басеньке, Масяньке, Нежику, которых ты любила. В мир, где нет боли. Но есть моя любовь. Я люблю тебя, Чипуленька... Навсегда…
Очень-очень-очень больно…